Лоуренс: Моя религия — вера в кровь

 

«Моя великая религия — вера в кровь».
Дэвид Герберт Лоуренс. 

Автор Керри Болтон, перевод на русский WotanJugend.

Д.Х. Лоуренс (11 сентября 1885 — 2 марта 1930) признан одним из самых влиятельных новеллистов двадцатого века. Он писал свои романы и стихи, словно акты полемики и пророчества. Сам Лоуренс считал себя пророком и предвестником Новой Зари — пророком, кто пожертвовал бы огромным бременем диктаторской власти, чтобы освободить человечество и вернуть его к началу, к тому, что сам Лоуренс называл «Быть человеком». 

Большая часть взглядов Лоуренса напоминает воззрения Юнга и Ницше, но хотя он и был знаком с работами обоих, его философия развивалась независимо. Лоуренс родился в семье угольщиков в Иствуде, недалеко от Ноттингема. Его отец был страстным алкоголиком, а приверженность его матери к фанатичному христианству проникла в дом с постоянной напряженностью между родителями. В колледже он придерживался агностических взглядов и решил стать поэтом и писателем. Отвергнув в юношестве веру своей матери, Лоуренс также отверг контрверу сциентизма, демократии, индустриализации и механизации человека. 

I. Любовь, Сила и «Темный Владыка».

Для Лоуренса капитализм уничтожал душу и мистерию жизни, равно как и декларируемая капитализмом демократия и идея равенства. Он посвятил большую часть своей жизни поиску «новой»-старой религии, которая вернет таинство жизни и вновь воссоединит человека с космосом. 

Его вера была анимистической и пантеистической: он видел душу как всепроникающую сущность, Бога — в дикой природе, а человечество как способ самореализации Бога. Для Лоуренса отношения между всеми вещами были основаны на дуализме двух противоположностей. Этот дуализм выражается двумя способами: любовью и властью. Одно без другого приводит к дисбалансу. Следовательно, для Лоуренса христианская любовь — это сантимент, уничтожающий естественную иерархию социальных отношений и само неравенство между людьми. Такая критика христианства сильно напоминает философию Ницше. 

Любовь и сила — это две врожденные «опасные вибрации», что объединяют всех индивидуумов из сословия Властителей (разумеется, имеется ввиду биологическое сословие врожденных «аристократов крови»). Сила становится предпосылкой таких чувств как доверие, страх и послушание, а Любовь порождает «защитные» чувства. 

Лоуренс полагает, что большинство властителей были вне баланса двух этих аспектов. Таково литературное послание его романа «Кенгуру». В нём англичанин Ричард Ловат Сомерс, принадлежащий к фашистской идеологии «Кенгуру» и руководящий Движением Землекопов, в конечном итоге отвергает её, считая «Кенгуру» представителем того же типа христианской любви, а именно любви к массам (здесь обыгрывается популизм всех националистических идеологий). Задачей для главного героя становится принятие своего собственного сокрытого властителя (Тень Юнга из подавленного бессознательного). Пока эта Тень не вернётся, ни одно человеческое господство не может быть принято:

«Он ещё не подчинил свой разум всецело тому, о чём он пока только догадывался: прежде чем человечество примет любого смертного как своего короля, прежде чем Харриет когда-нибудь примет его, Ричард Ловат, как властитель и хозяин, тот самый Ричард Ловат, кто был силен в своей власти как правитель над людьми, должен открыть двери своей души и впустить Тёмного Лорда внутрь себя, тёмного бога, которого он ощущал за дверью. Пусть он по-настоящему подчинится тёмному владычеству, со скрежетом открывающему двери к Богу, вселяющему страх: кто является властителем, кто входит из глубин; пусть он признается себе: случится предначертанное». 

Что требуется для того, чтобы тёмный владыка вернулся в мужские души вместо недифференцированной «любви» — это общественный иерархичный порядок, похожий на пирамиду, на вершине которой стоит диктатор. Диктор смог бы облегчить для масс бремя демократии. Новый общественный порядок будет основан на балансе силы и любви, это будет похоже на возвращение к средневековому идеалу защиты и послушанию. 

Обычные люди приобретут свою ценность, отдав своё послушание властителю, который, в свою очередь, возьмёт на себя огромную ответственность и будет править, будучи впряжённым в космическую спираль бытия. Благодаря такому искупительному философу-королю, отдельные индивидуумы вновь воссоединились бы с космосом и обрели героическое подобие за своё послушание Героям. 

«Отдайте должное и свою преданность герою, и вы станете героем для самого себя, это закон человека». 

II. Героический витализм. 

Следовательно, героический витализм занимает центральное место в мировоззрении Лоуренса. Вся его политическая концепция противоречит тому, что Лоуренс называл «Тремя Фанатичными Змеями»: Змей Свободы, Змей Равенства и Змей Братства. Вместо этого он говорил: «У вас должно быть правительство, основанное на иерархии хорошего, более хорошего и лучшего». 

В 1921 году он писал: «Я не верю ни в свободу, ни в демократию. Я верю в подлинную, сакральную, вдохновленную свыше власть». А также: «Этот пустой интеллект, бездушный и механический, что лежит глубоким корнем в основе наших сегодняшних проблем: он сдерживает страсти и убивает естественное». 

Его очерк на собственный роман «Любовник леди Чаттерлей» посвящен социальному вопросу. В нём представляется скупой механистический взгляд, возникающий только лишь из математического интеллекта, лишенный эмоций, страсти и всего, что подразумевается в крови (в инстинкте), вызванный болезнью нашего современного общества. 

«Это, опять же, трагедия всей общественной жизни сегодня. В старой Англии смешение кровей низвергло точное сословное разделение. Сквайры могут быть высокомерны, грубы, извращенными и несправедливыми, и в некоторым смысле, они гораздо более едины с народом, являясь уже частью общего кровного течения. Мы чувствуем это в Дефо или Филдинге. А затем и в Джейн Остин. Итак, в «Любовнике леди Чаттерлей» есть мужчина, сэр Клиффорд — личность, полностью оторванная от остальных мужчин и женщин, кроме тех, кого он использует в данный момент. Всё тепло полностью покинуло его сердце, его очаг остыл, оно уже не бьётся по-человечески. Он является чистым продуктом нашей цивилизации, но он также является смертью всего человечества в мире». 

В 1913-ом году Лоуренс провозгласил против интеллектуализма свой концепт: «Моя великая религия — вера в кровь, поскольку плоть мудрее интеллекта. Мы можем ошибаться в наших думах, но то, что чувствует наша кровь, верит и говорит, — всегда верно». 

Великие деятели культуры того времени, такие как Лоуренс, Йейтс, Паунд и Гамсун, были Мыслителями Крови, людьми инстинкта, людьми постоянства и вечности. Справедливо термин «интеллигент» стал синонимом слова «левый», но эти интеллектуалы были продуктами своего времени и века, предшествующего им. Они уже отстранены от традиции, вырваны с корнем, отчуждены от инстинктов и чувств. 

Первые «Мыслители Крови», вдохновлённые Ницше, отстаивали превосходство и благородство, были противниками демократии и её потомка коммунизма. В демократии и коммунизме они видели разрушение культуры, которая стремилась к возвышенному. Их оппоненты, левые интеллектуалы, восхваляли рост масс в извращенной манере, которая означало лишение для них же самих свободы, если бы коммунистам удалось развязать мировую революцию. 

Лоуренс полагал, что социалистическая агитация и волнения создадут климат, который он сможет направить на то, чтобы «собрать вокруг себя меньшинство, наиболее жестокое и аристократическое по своему духу», чтобы взять власть в фашистском перевороте (в фашистской революции): «Тогда я стану тем, кем я являюсь». 

Восстание Лоуренса против поздней или зимней фазы нашей цивилизации, которая была описана Освальдом Шпенглером, восстание против городов и денег, являющихся врагами дикой среды и кровных связей. Как и у Шпенглера, концепция мировой истории в представлении Лоуренса циклична, а его воззрение на социум органистично. В основе его взглядов было противостояние органики и механицизма. 

III. Старая и Новая религия. 

Лоуренс искал возвращение к языческому мировоззрению через связь жизни и космического ритма. Его тянуло к мистицизму крови и тому, что он называл в своих произведениях тёмными богами. Именно «Тёмный Бог» воплотил всё, что было подавлено поздней цивилизацией и искусственным миром денег и индустрии (Здесь взгляды Лоуренса в точности напоминают воззрение Гамсуна, в особенности роман «Пан» и символизм фигурки тёмного бога – прим. WJ). Он искал и много путешествовал по миру. Во время путешествия по Нью-Мексико он наблюдает за ритуалами индейцев Пуэбло. Тогда он отправляется в Старую Мексику, в которой он пробыл несколько лет. 

Именно там он сталкивается с Кетцалькоатлем, Пернатым Змеем ацтеков. Благодаря возрождению этого божества и пробуждению примордиальных процессов, Лоуренс считал, что Европа может быть пробуждена. Для США он советовал обратиться к земле, лежащей меж испанскими землями и землями отцов-пилигримов (Pilgrim Fathers), дабы «обнять Чёрного демона американского дикого континента». 

«Обращайтесь к запретному, к отвергнутому» — так советовал Лоуренс американцам в своем романе «Феникс». Свой роман «Пернатый змей» он считал самым важным: это история белых женщин, которые погружаются в социальное и религиозное движение национального возрождения среди мексиканцев, основанное на поклонении Кетцалькоатлю. 

По мнению Лоуренса, американские индейцы должны преподать урок для Европы. В том романе, один из лидеров движения за возрождение Кетцалькоатля, Дон Рамон, говорит: «Мне бы хотелось, чтобы тевтонский мир однажды вновь воспрял под эгидой Тора, Вотана и древа Иггдрасиль…». 

Оглядываясь в Европу за этим наследием, он нашел его в среде этрусков и друидов. Но, возвращаясь к духовности, которая когда-то была основополагающей частью Европы, Лоуренс не выступает за копирование образов старой религии в Новое время, он также отвергает принятие чуждой духовности для Западной Европы, равно как и фетиш среди отчуждённых душ сегодня, которые оглядываются на каждую окружающую их культуру и традицию, кроме своей собственной культуры и традиции. Лоуренсу хотелось бы вернуться к сути, к трепету перед таинством самой жизни. «Мой путь — только мой, сказал старый отец: отныне я не могу бить в барабан» — пишет он в эссе к «Индейцам и англичанину». То, что нашел Лоуренс среди индейцев, было далеким сокровенным местом для ядра человеческой натуры, которое он характеризует как «всегда присутствующее», когда он описывает Кейт, которая оказывается подвержена ритуалу Кетцалькоатля.

В «Женщине, которая проезжает», жена уставшего от жизни владельца шахты уходит, чтобы найти исчезнувшее горное индейское племя, которое, как говорят, сохранило ритуалы старых богов. Ей говорят, что белые захватили солнце, и она должна статья посланником, чтобы заставить их вернуть его. И она приносится в жертву солнцу… Эта жертва — сакрифация продукта механизированного общества для её воссоединения с космосом. Для Лоуренса наибольшую ценность имеет жизнь, «возникающая из пролитой крови». 

IV. Лев, Единорог и Корона. 

Концепция Лоуренса о дуальной специфике нашей жизни, в которой существует постоянный конфликт между двумя полярностями, представляется из себя диалектику, которая синтезируется. Для описания этого Лоуренс использует символику. Лев (ум и активные мужские элементы) находится в вечной борьбе с Единорогом (чувствами и феминной пассивностью). Но для одного, убийство своего оппонента приведет к собственному исчезновению, и вокруг его победы образуется вакуум. Это и происходит с идеологиями, религией и моралью, которые ознаменовывают победу одной полярности для другой. Корона не принадлежит ни одной из них. Она стоит выше обоих как символ баланса. Это что-то вроде Дао для Западной философии, к которому также стремился Юнг, и для которого алхимия древности была основана на индивидуальном базисе.  

Проблемы, возникающие при изучении наследия Лоуренса, становятся всё более острыми, поскольку поздний цикл нашей цивилизации, в которой уже окончательно доминируют финансы и механика, подходит к концу. Лоуренс, подобно Йейтсу, Гамсону, Уильямсону и другим, стремился вернуться к Вечному через воссоединение той части нас самих, которая была глубоко подавлена «отвратительным духом нового века». 


Из книги Керри Болтона «Правые Мыслители: преодоление материализма» (Лутон, Англия: Luton Publications, 2003).

читайте также

  • Феогнид. Эллинская поэтическая евгеника.

    «Выражение «аристократический радикализм», которое Вы употребили, очень удачно. Это, позволю себе сказать, самые толковые слова, какие…

  • Сакральное Искусство - программный текст WotanJugend часть I

      Что есть истинное искусство? Чем высокое отличается от низкого, а благородное от дегенеративного? Каков путь становления творца, какова его…

  • Будь трезв!

      Сейчас сложно понять, отчего и как в создании миллионов закрепился стереотип, что праздник немыслим без алкоголя, но с помощью чего он поддерживается,…