Издатель Рускони, развивающий похвальную деятельность в публикации ряда произведений, питающих правую среду, недавно напечатал новое издание «Петербургских вечеров» Жозефа де Местра под редакцией Альфредо Каттабиани. Это наиболее известное произведение де Местра. 

Однако по сравнению с другими его работами оно имеет меньшее отношение к политической области, в которой де Местр считается «реакционером». Действительно, в книге мы видим прежде всего рассмотрение моральных и религиозных проблем, и на эту же линию указывает подзаголовок книги «Беседы о земном правлении Провидения», что не представляет для нас особого интереса. Предполагая существование Провидения, понимаемого в моральных терминах, де Местр сталкивается с проблемой его примирения с картиной, которую демонстрируют нам мир и исторические события: ненаказанные злодеяния, невознаграждённые добродетели и так далее.

Нельзя сказать, что решения такой проблемы, предложенные де Местром, полностью убедительны. Идея божественного правосудия, откладывающего свои наказания (в качестве опоры в приложении к своей книге де Местр перевёл трактат Плутарха под названием De sera numinis vindicta) нам кажется лишь временным средством. Всё же де Местр приходит к более свободной и удовлетворительной точке зрения, когда сравнивает зло и случайности, обрушивающиеся на человеческий род, с пулями, которые на войне поражают армию, не делая различия между добрым и злым. То есть, нужно полагать, что существо, принимая человеческое состояние существования (желая этого, или необдуманно, или из–за отваги, как сказано водном герметическом трактате), не может не оказаться подверженным случайностям, свойственным такому состоянию. Довольно естественно можно прийти к поиску моральных трансцендентных связей межу событиями, но подобные выводы всегда будут иметь характер необоснованных предположений.

Однако, оставляя в стороне этот ряд проблем, можно указать на некоторые идеи де Местра, представляющие интерес с традиционной точки зрения. Во–первых, эта идея Примордиальной Традиции. Возможно, что ею де Местр обязан Клоду де Сен–Мартину, которого он знал, и который был представителем эзотерических доктрин (в рамках масонства, которое в то время сильно отличалось от позднейшего, так что тот же де Местр составлял его часть). Далее, де Местр выдвигал тезис, что исходным и естественным состоянием человечества не было состояние варварства. Напротив, это было состояние света и знания, в то время как дикарь, предполагаемый «первобытный человек», был только «потомком человека, оторвавшегося от великого древа цивилизации из–за злоупотребления властью, что не должно повториться».

Но в других отношениях человек ощущает следствия злоупотребления властью и вытекающей отсюда деградации. Это причина не только духовной и интеллектуальной, но также и физической уязвимости. Такая идея сходна с идеей «первородного греха» христианской мифологии, которая всё же является более широкой и приемлемой. Что же касается указанного тезиса об истинной природе «первобытных людей», то он мог бы привести бы к более высокому уровню этнологических исследований и воспрепятствовать совершению многих ошибок.

Де Местр обвиняет savants, учёных и им подобных, которые, словно участники заговора, отвергают тех, кому известно больше их или пользующихся иным способом познания.

«Время, в котором люди видели следствия в причинах, судят согласно мышлению времени, в котором люди с большим трудом восходят от следствий к причинам, или говорят, что бесполезно заниматься причинами, или уже более почти неизвестно, что такое причина». Он добавляет: «слышится тысяча шуток о невежестве древних, которые видели повсюду дух: мне кажется, что мы гораздо глупее их из–за того, чтобы мы его нигде невидим. Всегда говорят о физических причинах. Но что такое физическая причина?»

Для него пагубна следующая аксиома, поддерживающая фундаментальную поверхностность: «Никакое физическое событие, касающееся человека, не может иметь высшую причину».

Де Местром отрицалась идея прогресса, а намного более приемлемой казалась ему идея инволюции. Де Местр указывает, что многочисленные традиции утверждают, что «люди изначально обладали наукой, но отличающейся от нашей и высшей по сравнению с ней, потому что она исходила из более высокой точки, что делало её также очень опасной. И это объясняет как никогда, что изначально наука всегда была тайной и оставалась закрытой в кругу храмов, где наконец погасла, когда это пламя не смогло служить ни для чего другого, как для горения».

Де Местр придавал большое значения молитве и её власти. Он писал даже: «Невозможно, чтобы молитва нации не была удовлетворена», но, собственно, именно обратное нужно было бы продемонстрировать, что нелегко. Мы сталкиваемся с противоречием между силой молитвы добродетели и неизменностью законов природы — противоречием, с которым де Местр пытается справиться, но малоубедительно. Он полагает, что если молитвы не приводят к результату, то это происходит только из–за высшей божественной мудрости.

Часто со скандалом упоминается апология палача как инструмента Бога, созданная де Местром, и также его концепция божественного характера войны. К сожалению, что касается этого последнего, то автор не рассматривал то, что война может быть благоприятна для героизма, надындивидуальных действий; она видится ему в мрачных терминах искупления, поражающего фундаментально виновное и деградировавшее человечество. Разница между справедливой и несправедливой, оборонительной и завоевательной, выигранной и проигранной войной не рассматривается. Очевидно, что это плохо согласуется с действительно «реакционной» ориентацией.

В другом его произведении — «Размышлениях о Франции»(Considerations sur la France)—де Местр, высказываясь за реставрацию, сформулировал важную концепцию, говоря, что контрреволюция не должна быть «противоположной революцией», а скорее «противоположностью революции». Мы обязаны ему своего рода теологией революции; он вскрывает то «демоническое», что скрывается за феноменом революции. Автор подчёркивает этот аспект также из–за факта того, что революция скорее увлекает своих творцов за собой, нежели позволяет действительно управлять ею. Только в современную эпоху возможно явление «перманентной революции», более или менее институализированной (istituzionalizzata), со своими инженерами и блестящими манипуляторами.

Собирая сведения и оставляя в стороне рассуждения (как, например, пространное рассуждение о Локке), в «Петербургских вечерах» читатель сможет найти много других интересных идей. Мы не можем сопротивляться искушению передать то, что де Местр говорит о женщине:

«Женщина может быть высшей как женщина, но когда она хочет соперничать с мужчиной, она становится всего лишь обезьяной».

Это чистая правда, нравится или нет она различным современным «женским движениям».

Юлиус Эвола. 
Maestri della Destra: Joseph de Maistre //Il Conciliatore,
Ноябрь 1972 г.