Периоду правления Ивана IV, а в особенности теме опричнины, в отечественной историографии уделен не один десяток трудов разной степени значимости и объема. Часто тема опричнины становилась камнем преткновения для историка, и почти всегда - политическим интегралом, определённым его взглядами.Ошибка большинства (если не всех) была в том, что отдельные исторические элементы рассматривались ими как случившиеся процессы, повлиявшие на свое время или эпоху, но не касающиеся времён нынешних. Этот историцизм, наконец, чистый профанизм самой историографии всегда видел в том или ином процессе одну единственную формулу - решение вопроса «блага или худа» для государства (или же государственности), разделённого на соотношение моральных (и всегда сентиментальных) суждений о количестве и масштабе зверств, пыток и убийств. Первое - всегда необходимый вывод для академической науки, обслуживающей напрямую государство, второе - лишь «издержки производства», стоящие par excellence поперек горла у всех гуманистов и челяди Нового времени. 

Итак, для того, чтобы говорить об опричнине, для этого следует признать ложным весь объем суждений, встречавшийся нами в историографии. Далее, признать то, что историки в принципе не компетентны в этом вопросе, возможно, лишь историки морали могли бы внести свою ценную лепту в этот материал, но таковые почти всегда также и философы, и всегда - чуткие языковеды. Ценность всего «исторического» в опричнине - лишь периодизация, всё остальное, имеющее для нас значение - исключительно философское. 

Феномен опричнины - создания гвардейской элиты, некоего ордена, могущественного настолько, что его можно было бы назвать «государством в государстве» - не был уникальным для Русской истории. Ряд гвардейских формирований, таких как преторианцы в Древнем Риме, янычары в Османской империи и орден СС в Третьем Райхе, могут и должны дополнять собой понимание должного функционирования такой гвардии в любой Империи (именно своим империализмом была властна Москва). Стоит понимать что то, что предпринимал Иван Грозный в плане внутриполитического террора, не было новаторством для тех лет. Так, его сосед, шведских король Эрик XIV так же воевал с удельной аристократией, а янычарская гвардия уже два столетия успешно функционировала в Османской империи, уничтожая врагов султанов. 

Основателем и идейным лидером опричнины был замечательный военачальник и весьма умный политик Алексей Басманов. Он отличился во время штурма Казани, успешно противостоял огромному войску крымского хана, а после в качестве полководца захватил Нарву и Полоцк в Ливонской войне. Басманов отличался суровым нравом и жестокостью, соседствующими с изощренным умом. Именно Басманов предложил Ивану IV создать «монашеский орден», новое дворянство, абсолютно преданное царю и лишенное всякой жалости и морали. 

Само понятие «опричь» - значит быть в стороне, на краю, но вернее - это «быть обособленным». По Юлиусу Эволе, это «дифференцированные люди», противопоставляющие себя «земским», и вообще всему «обыкновенному». Часто в опричники записывались наёмники, такие как немецкий авантюрист Генрих фон Штаден, оставивший свои воспоминания в «Записках о Московии», но в основном, опричниками были люди периферийного дворянского сословия, преисполненные Волей к власти, такие как Басманов и Скуратов. На плечи Басманова легла организаторская работа опричного войска, но именно Иван Грозный проработал идеологическую составляющую своей гвардии. Он, очевидно, опирался прежде всего на пример янычар. 

В Османской империи янычары были отдельным сословием, куда забирали маленьких детей по селекционному принципу с покоренных турками христианских территорий, чаще всего с Балкан (прежде всего, из Сербии, а также Боснии и Албании). Их увозили в Турцию, воспитывали в мусульманских обычаях и подвергали суровому военному обучению в спартанской обстановке. Янычары считались рабами султана, но в конечном счёте, благодаря своей мощи как военной, а затем и политической структуры, они приобрели колоссальное влияние, способное влиять на Османский престол (так, знаменитый Кемаль Ататюрк был потомком янычара). Янычары стали отдельной кастой, иной расой в Империи (по физическим признаками они были, в основном, центральные европеоиды), наконец, «государством в государстве», противопоставляющем себя поместным сипахам и регулярным турецким войскам. 

Именно этот дифференциальный янычарский принцип заложил в свою гвардию Иван IV. Более того, он же продумал символизм, заимствовав символы у Доминиканского ордена. Грозный воссоздал образ «дьявольского воинства», облачив опричников в чёрные одежды, к лошадям они прикрепляли отрубленные пёсьи головы, а также брали с собой мётлы. Головы символизировали рвение гончих и верность, мётлы - чистку государства. Опричники быстро создали себе славу и имидж: лишь завидев на горизонте чёрных всадников, люди в панике бежали с улиц и прятались в своих домах. Их охватывал хтонический ужас, страх приобретал черты русской мифологемы - это был страх не только перед деяниями, но и перед символами. 

Пёс - это прежде всего мифологический и религиозный образ. Две собаки в Ригведе стоят рядом с богом смерти Ямой, цербер из эллинской мифологии охраняет вход в подземный мир, наконец, и в Библии есть аналогия между людьми и животными, где псы - это сторожи «овец доброго пастыря Христа». Метла, в свою очередь, это не только «очищение» государства, но и чистота самого его носителя, чистота верности государю. Физический террор опричнины должен был означать «праведный гнев», психологический террор - страх перед божественным порядком. 

Таковым, по крайне мере, желал видеть Иван IV свою гвардию - именно монашеским и рыцарским орденом в привлекательном и страшном виде. И в метафизическом смысле опричнина таковым и осталась. Но в отличие от преторианцев и СС, русский средневековый аналог потерпел крах, ибо за метафизическим основанием лежала низкосортная физическая оболочка. 

Янычары просуществовали пять столетий, так как в них был жестокий отбор, выполненный в том числе и по биологическому принципу (не только сильных и здоровых детей, но и красивых, зачастую светловолосых). В преторианскую гвардию мог вступать только гражданин Рима, предпочтение отдавалось родовым римлянам, прошедшим военную службу и отличившимся в боях. С развитием биологических наук, в совершенстве этот отбор кадров достиг в СС. Но именно таких критериев не было в опричном войске, куда вступали люди качеств сильных и волевых, но зачастую дурных по своему происхождению. Ведь и сам царь был смешанного происхождения. 

Несмотря на то, что самые яркие опричники, оставившие свой исторический след, такие как Скуратов, фон Штаден, отец и сын Басманов и князь Вяземский, были европеоидами, среди остальных опричников часто встречались татары и разнообразная удельная помесь, которую Грозный очень жаловал не только за верность и военные навыки, но прежде всего за азиатскую жестокость и исполнительность в карательных актах. 

Английский дипломат сэр Джером Горсей, живший в то время в Москве, оставил воспоминания о терроре Ивана Грозного в Ливонскую войну. Примечательно, как Горсей с презрением называет русского царя «деспотом с войском своих татар» на контрасте с жертвами прибалтийских ливонских городов: «люди этого края - красивейший в мире народ как по своей породе, так и благодаря сухому и холодному климату страны». В «Записках о России» Джерома Горсея вообще повсеместно встречается упоминание татар в войсках Грозного. Сэр Горсей, будучи прежде всего дипломатом, представлял прежде всего английские интересы, используя давний и действенный пропагандистский прием с отождествлением своего неприятеля с инорасовым элементом, но в то же время, стоит отметить, что его воспоминания - ценнейший источник тех лет, наряду с работой фон Штадена, не лишенный исторической правды. Так или иначе, именно этот азиатский элемент разрушил изнутри опричнину. 

Если бы войска опричнины комплектовались из жителей тех регионов, о которых Горсей говорит как о «красивейшем народе по своей породе», в таком случае, русская история знала бы пример ярко выраженного рыцарского ордена, существующего вне своего времени, и диктовавшего на протяжении многих веков эволианские принципы Московского царства, несмотря на саму личность правящего на тот момент царя, как это было в Османской империи на протяжении многих веков. 

В отечественной истории опричники оставили кровавый след террора, казней, пыток и насилия. Опричники убивали не только мужчин, но так же и детей, женщин насиловали и не гнушались продажей в рабство, выстроив целую сеть покрывающего друг друга террора. Сторонники ревизионизма опричнины строят свою позицию на том, что «террор», с исторической точки зрения, был необходимостью (бояре действительно готовили заговор с целью перехода московского престола хану Перекопских татар), но почти всегда уступают перед своими либеральными противниками, когда тема их дискуссии доходит до «морали» - ведь в сущности, и те, и другие лишь рабы этой грани. Декларируя феномен опричнины не только радикально справа, но прежде всего, из-за границ Добра и Зла, мы говорим, прежде всего, о её метафизическом феномене, о вечном принципе и ценности такого политического орудия, который, несмотря на прошедшие века, будет в будущем вновь необходим новым Псеглавцам - Новым Опричникам Москвы. 

«Зло не является злом, если при взгляде на него, Бог смеётся».