Весьма примечательный фильм отечественного производства, который с определенными оговорками мог бы быть назван «лучшей исторической кинокартиной, снятой в РФ». «Царь», повествуя о времени в самый разгар опричнины, заостряет своё внимание на взаимоотношении Ивана Грозного и московского митрополита Филиппа, причем делает это настолько искусно, что всё остальное, происходящее на экране, затмевается вместе со своими недостатками и выдумками. 

Прежде всего, в картине можно заметить влияние культового фильма Ингмара Бергмана «Седьмая печать», в особенности, воспроизведение на экране средневековой эсхатологии. Во-вторых, два весьма ярких экранных образов - царя Ивана и митрополита Филиппа, -пожалуй, настолько великолепно поставленных и сыгранных, что к ним можно применить термин «аутентичных», что в принципе является высшей похвалой для этого жанра. Наконец, это русский национальный дух в его чистой средневековой форме и скрупулезно воссозданный нрав тех суровых лет. Чёрствые краски, наполняющие содержание картины, выдумка, соседствующая с детально воссозданными историческими свидетельствами - картина сама ставит перед зрителем жестокое испытание для его глаз, заставляя быть её молчаливым свидетелем, закаляющим свое восприятие окружающей его суровости. 

«Царь» - это по-настоящему серьезный фильм для человеческого восприятия, в отличие от карикатурно-пропагандистского «Ивана Грозного» Эйзенштейна. Несмотря на то, что сами опричники в фильме вобрали в себя все выдумки режиссера, сама опричнина, показанная на экране даже в таком «советском виде» (как карикатурных палачей), утверждает правильность ницшеанского тезиса, что все «плохое» лишь обратная сторона жизни для истинно доброго, здорового и благочестивого. Он справедливо утверждал, что суровость предприятий и жестокая среда, обрушивающая свои удары на великие народы - это благо для естественного роста, «игра гирями» для сильных людей и наций, приводя пример Древнего Рима. Возможность появления в русской истории таких элементов, как опричнина, говорит не только об империалистической мощи, сильной государственности московского царства (даже в период помешательства Царя и ожидания конца света) и Воли к Власти, но и об истинной (и крайне древней) арийской структуре русского средневекового мира, повторяющей языческое переменное от «хорошего» к «плохому» и вновь к «хорошему», ergo, об цикличности таких процессов, закаляющих национальный дух в его горниле. 

Наконец, что отчетливо можно проследить в самом фильме - это тип веселой суровости опричников, находящихся на контрасте с мрачной суровостью духовенства, между которыми находится царь и его личностное разложение на два враждующих друг с другом полюса, что снова находит свою отсылку у Ницше в его враждующих друг с другом двух типов людей - рыцарства (и в целом воинства) и жречества (взято из «Генеалогии морали»). Таким образом, опричники в действительности - это определенные ницшеанцы, находящие своё родство с Чезаре Борджиа и Нероном, «танцующие на своих головах» люди, носители таких важных русских идентичных частиц как веселья, угара, хороводов и крайней беспечности по отношению к самой жизни. 

 

Читайте также: 

«Метафизика опричнины» - http://wotanjugend.info/oprich 
«Иван Васильевич меняет профессию» - http://wotanjugend.info/ivan_vasilievich