Фридрих Ницше и итальянский барон Юлиус Эвола - два гениальных мыслителя, две знаковых фигуры европейского традиционалистического дискурса и всего правого общеевропейского движения, стремящегося к возрождению традиционного порядка. Более того, Ницше фактически является предтечей вообще всей философии 20 столетия, крупнейшие философы зачастую находились под влиянием его идей и Юлиус Эвола, в том числе, порой развивал в более специализированном и прикладном варианте, те выдающиеся идеи, которые Ницше оставил в образе лишь общего наброска. Вполне очевидно, что выводы Эволы, готовившего идеологию фашистского режима в Италии в 1930-е, 1940-е годы и оказавшего влияние на настроения немецкого национал-социализма, порой совпадали с мнениями Ницше, порой противоречили ему, но в общем и целом были значительной проверкой и развитием первоначальной ницшеанской философии. Сравнить суждения двух мыслителей по базовым, принципиальным вопросам и выявить сходства и различия между ними было бы полезно для формирования целостного мировоззрения и мировосприятия, включающего в себя сильные стороны обеих интеллектуальных доктрин. 

В первую очередь, необходимо вспомнить о том, что именно Ницше в своей ранней книге "Рождение трагедии из духа музыки" впервые всерьёз выдвинул гипотезу о противостоянии дионисийского и аполлонического начала, как движущей силы всей греко-латинской, особенно греческой цивилизации и всей западной культуры, в принципе. Дионисийское начало воплощает собой первородный хаос ничем не ограниченных и изобильных первоначальных жизненных сил, которые особенно хорошо видны в разнообразии природы, а в человеке представлены различными чувствами и эмоциями, поток которых неисчерпаем. Аполлоническое начало это рассудок, это логическое суждение, это воля, которая приносит в природный хаос суровую организацию, подчиняет его себе, отбирает, оценивает и совершенствует там, где это необходимо (или, в рамках древнегреческого театра, аполлоническое начало это солист, декларирующий свою речь, дионисийское начало - это хор, выступающий фоном и представляющий собой незримые силы судьбы в сценическом действе). Ницше был страстным поклонником Диониса, для него эти два символа выходили за рамки греко-латинской цивилизации, они казались ему двумя фундаментальными, вселенскими принципами, следы которых встречаются повсеместно. Например, Ницше отмечает присутствие дионисийского духа даже в Германии времён Священной Римской империи германской нации: «В Германии в Средние века благодаря влиянию Диониса собирались огромные толпы, которые всё увеличивались, переходя с пением и плясками из одного места в другое: в этих плясках св. Витта и св. Иоанна мы снова узнаём вакхические хоры греков» [1].

Юлиус Эвола, на которого Ницше оказал, разумеется, заметное влияние, признавал наличие этих двух противоположных сил, названных по имени древнегреческих божеств Аполлоном и Дионисом, но он избрал для себя противоположную сторону. Становление, поток жизни, который воплощал собой Дионис, казался ему малозначительным, низким, не обладающим ценностью без присутствия сверхчеловеческой, интеллегибельной, трансцендентной силы, чистого духа, холодного и отстранённого разума, отличавшего самообладанием, а не дионисийской опьянённостью становлением, поэтому высшим божеством в представлении Юлиуса Эволы оказывался исключительно Аполлон с его стремлением к порядку, организации и полному совершенству. «Аполлон был воплощением олимпийского, неподвижного уранического света, был свободен от всего теллурического, подземного, от связи с богинями. Дорический «геометрический» бог, мужской бог всеопределяющей формы, противостоит женственной неопределенности и безграничности, пластической материи» [2]. В небесном образе Аполлона, как и во многих других богах и героях, которые приводил в пример Юлиус Эвола в своих книгах, угадывались вполне ощутимые черты нордической расы, имеющей, согласно различным данным, небесное происхождение. 

Различия между мировоззрением Ницше и Юлиуса Эволы особенно хорошо заметны в их отношении к вопросу личного бессмертия и бессмертию как продолжению славного имени в последующих поколениях, в потомках. Эвола, став ревностным традиционалистом уже во второй половине 1920-х годов в полной мере поставил этот вопрос уже в своей культовой работе «Языческий империализм». В главе «От клана к империи: наше расовое учение», отталкиваясь от традиционных данных, взятых из индуистской доктрины, формулирует своё отношение к представлению о различии загробных судеб. Итак, для умершего имеются два пути, которыми может последовать его дух: путь предков pitri-yana, называемый также путём Земли и Матери, который предполагает последующую реинкарнацию и рождение в материальном мире, то есть, новое воплощение на земле и путь богов deva-yana, зовущийся также нордическим, северным и называемый также путём героев. Герои, идущие по этому пути, не воплощаются на земле, а уходят в более высокие миры, обретают качество, делающее их во многом подобными самим богам [3]. Эвола придавал колоссальное значение этой доктрине и во многом формулировал свои мысли и развивал новые идеи, чтобы сделать более осязаемым и доступным для многих именно элитарный путь богов, которым идут те же самые воины-берсерки. Ницше касался этой проблемы и даже этого образа мысли в своих работах. В зрелые годы жизни немецкий философ решительно отрицал любую реальность, превосходящую материальный уровень, уверяя, что идеальный мир представляет лишь выдумку бегущего от реальности ума. Соответственно, главным воздаянием и наградой в представлении сторонника Диониса и Заратустры, было вечное возвращение - вечное продолжение жизни в земном и познаваемом чувствами материальном мире, и возрождение в кольце поколений, в круговороте рода, а также рождений и смертей. Ницше принципиально опровергал идею личного бессмертия, считая её опасной выдумкой, как и существование души, благодаря чему жрецы удерживают в покорности толпы обычных верующих («Я тело и душа» — так говорит ребёнок. И почему не говорить, как дети? Но пробудившийся, знающий говорит: я только тело, и ничто кроме этого; а душа есть только слово для чего-то в теле» [4]).

Из двух этих теорий можно сделать многие ключевые выводы. Несмотря на то, что Ницше отрицательно относился к национальной нетерпимости, а точнее, к политике шовинизма, его мировоззрение следует в русле идеологии этнического национализма и национального возрождения (известно, что немецкий философ более благосклонно относился к идее народа и нации, чем бюрократического или военного государства и часто критиковал Второй Рейх - кайзеровскую империю на этой основе; по этой причине он не мог посещать Германию после публикации своих знаковых произведений). Мировоззрение Эволы в большей степени подходит как идеология элитарных воинских структур, особенно орденских, таких как Schutzstaffel, делающих упор на эзотерику и высшее развитие индивидуальных способностей каждого своего представителя, воплощая, в общем-то, как раз ницшеанский идеал сверхчеловека и "белокурой бестии". Эвола скептически относился к массовому (гражданскому) национализму, справедливо полагая его изобретением эгалитарного времени Великой Французской революции и осуждал шовинизм, делая особенный упор именно на создании расовой аристократии, которая станет воплощением того уранического, солнечно-арийского идеала, за который всегда так ратовал барон. При всей разнице взглядов двух выдающихся мыслителей, здесь наблюдается и некоторое сходство их позиций. 

Ницше и Юлиус Эвола оба сходились в высокой оценке имперского, сверхнационального идеала, в том числе Римской империи периода её расцвета. В то же время, Фридрих Ницше рассматривал imperium как принцип в первую очередь культурного превосходства, которое привлекает и очаровывает людей и создаёт среду, в которой есть возможности раскрыться сверхчеловеку, тому же Чезаре Борджиа, например. Эвола обожествляет и превозносит именно принципы политического могущества и господства, истинные потомки гипербореев, согласно выкладкам итальянского мыслителя, проявляют себя в завоевательных походах, а также в построении небесного подобия на земле - государства, имеющего сакральную основу. В целом, имперский идеал Третьего Рейха - Европа Отечеств, где сохраняется национальный уклад жизни и отсутствует смешение рас и сословий, это та базовая идея, которая присутствует в творчестве обоих философов. 

Наконец, что самое поразительное, в послевоенные годы Юлиус Эвола, основательно изучивший традиционные доктрины, пришёл к совершенно неожиданному выводу: мир Диониса и мир Аполлона не содержат конфликта, скорее, это два течения, два мира, внутренне единые по своей сути, как путь Правой и Левой руки. «Для наших целей интерес может представлять исключительно «дионисийство», дополненное, если можно так выразиться, «аполлонизмом», то есть обладающее той стабильностью, которая может быть достигнута в результате дионисийского опыта, при условии, что данный результат является не целью, поставленной перед собой, но в некотором роде тем, что остаётся позади, преодолевается в подобном опыте. Если угодно, здесь можно говорить о «дионисийском аполлонизме» [5]. Это понятие можно считать одной из важнейших составляющих для поведения современного человека при его столкновении с существованием за рамками особой области переживаемых им испытаний». По сути дела, Дионис и Аполлон представляют собой две тропы, по которым шествуют представители расово-биологической и интеллектуальной или воинской элиты, но в сущности, это два сына Зевса, которые дополняют, а не уничтожают друг друга. 

Список литературы:

[1] - Фридрих Ницше «Рождение трагедии из духа музыки» 

[2] - Юлиус Эвола «Метафизика пола» 

[3] - Юлиус Эвола «Языческий империализм» 

[4] - Фридрих Ницше «Так говорил Заратустра»

[5] - Юлиус Эвола «Оседлать тигра»